Не умру, но жив буду
и повем дела Господня.
(Пс. 117, 17)
Михаил
Поставив сумку на пол, я присел на кровать и огляделся вокруг. Ничего на приходе не изменилось, хотя прошло почти четыре года. Время не властно над этим местом. Конечно, здесь появились новые постройки, да и технический прогресс не обошел стороной, но ничто не смогло нарушить то состояние покоя и чего-то еще, что так чувствует душа и совершенно невозможно выразить словами. Я закрыл глаза…
Когда мама оставила сына на скамейке возле дома — подождать ее, пока она сходит в магазин, к мальчику подошли двое. Они были старше его и учились в классе пятом или шестом. А еще эти парни были сильней, и им хотелось свою силу показать. Вернувшись из магазина, мама застала своего ребенка плачущим, но на все ее вопросы, что случилось, сын так и не ответил, что произошло. Он тогда хотел одного. Отомстить. Но для этого надо стать жестоким, решил он…
Это была первая, но далеко не последняя большая ошибка в моей жизни. Родившись в семье, где родители были инженерами, бабушка учительницей, а дедушка партийным работником, я не мог достигнуть своей цели, а именно стать жестоким, и поэтому я периодически убегал из дома, где меня все любили. Бродил по улицам, в то время как родители буквально сходили с ума, не зная, где их единственный сын. Когда я возвращался, мое отсутствие прощали и дома наступал праздник.
Еще мне очень нравилось болеть. Лежа в кровати и изображая очередной недуг, я наблюдал, как суетятся родители и исполняют почти любой мой каприз. В этом заключалась моя вторая большая ошибка. Так с самого юного возраста во мне развивался эгоизм.
Спустя несколько лет, я уже профессионально умел врать, а поскольку я выглядел симпатичным и происходил из интеллигентной семьи, то мне верили и я легко получал то, что хотел. Если желаемого не удавалось добиться обманом, то позволял себе украсть, а если очень хотелось, то и отнять. Чем дальше, тем больше, к тому же мне везло я не попадался на преступлениях. Но жизнь почему то была не в радость. Меня томила скука, и порой становилась так тоскливо, что я готов был резать вены на руках. И однажды, хмурым осенним днем, когда на душе у меня в очередной раз царила тоска, я просто поехал к знакомому и сказал, что хочу купить наркотик. До этого я пробовал дышать, курить, пару раздвигался кислотой, закидывался грибами, но никогда не знал действия опиума. Знакомый торчал на черном, конечно, помог мне взять раствор — 1,5 мл. Это стало третьей большой ошибкой в моей жизни.
Кайф мне очень понравился. Мир вокруг изменился. Стало легко, и ничего не томило душу. Даже тошнило по-особенному. Как будто просто выливалось лишнее, и на эту тошноту совсем можно не обращать внимание. Ведь в голове и на душе сказочное блаженство. Нужны только деньги, чтобы брать дозу и продлевать радость. Я рос. Рос вместе со мной и мой дозняк. Появился героин, постепенно заменив собой раствор ацетилированного опия. Когда я опомнился, то уже стоял на коленях… Героин стал моим хозяином. За белый порошок я был готов на все. Теперь, когда я полностью находился во власти зла, сам делал зло, оставалось только умереть. Либо от передоза, либо иначе. Жить я уже не мог…
Эти воспоминания пронеслись у меня в голове. Я открыл глаза. Стояла тишина. Тикали часики на стене. С жужжанием билась о стекло муха. А за окном виден храм. Его купола сверкают на солнце каким то особенным блеском. Этот храм, это место спасли мне жизнь. Я приехал сюда, когда надежды на спасение почти не осталось. Сначала было тяжело привыкнуть рано вставать на молитву. Тем более что особой веры в Бога и не было вовсе. Наоборот, чувствовалась какая-то злость на все, что связано с православной церковью. Также было в тягость работать за послушание у батюшки. Но что-то в душе тянулось ко всему этому. К этим бородатым людям в черных одеждах. И я остался жить с ними, а они приняли меня и молились за мое спасение. Через какое-то время я начал видеть вокруг себя жизнь. Героин не тяготил меня воспоминаниями о себе. Постепенно я привыкал к труду. Мне казалось непонятным, как я мог жить раньше так бездумно. Делать вещи, от которых страдали и близкие, и в первую очередь я сам. Ведь человек не создан быть рабом привычки. Теперь я это точно знал. Стал появляться интерес к работе, к церкви. Уже не тягостно было выстаивать церковные службы. Новое ощущение подъема, радости и покоя появилось в душе. И каждый прожитый день стал приносить радость. Я чувствовал себя легко, смотрел на мир другими глазами. И понял слова великого Ф. М. Достоевского, что без веры русский человек дрянь. Главное, я сам поверил. Эгоизм, гордость мешали мне обращаться к Богу, но теперь я знал причину и был готов к борьбе со злом, которое еще жило во мне и временамипыталось вырваться наружу.
Прошло два года жизни в монастыре. По утрам молитвенное правило, батюшкино благословение, затем завтрак и до обеда работа по хозяйству, потом небольшой отдых и снова какое-нибудь дело до ужина. Трудиться становилось все легче, и хотя я иногда уставал, эта усталость была приятной. Я начал задумываться о том, как жить дальше. Вернуться в город или остаться в монастыре подольше. Я решил уехать в город и начать честно жить и работать там. Вскоре это устроилось. Почти четыре года я провел в городе, но не все пошло так, как мне изначально хотелось. Я принял решение снова вернуться в монастырь. Мне стало понятным, что предстоит еще большая борьба со страстями. Но я точно знаю, что в предстоящей борьбе я не одинок. Не надо лукавить и лгать, а нужно просто прийти и сказать: «Прости и помоги, Отче». И твои слова будут услышаны. И придет помощь, и вернутся силы.
Вот несколько стихотворений, написанных Михаилом на приходе:
Гори костер и пой шаман,
Читай заклятье чернокнижник.
Свою дорогу выбрал сам,
Не праведник и не подвижник.
Греха усладу я впитал,
Надел оковы сладострастья.
Безжалостно вонзал кинжал
В Любовь, Доверие и Счастье.
Бегу…. Но впереди тупик,
И мне знакомо это место.
Огонь со льдом, повсюду крик,
Я проиграл… Так будет честно.
Дай мне просто уснуть,
Разне мог измениться.
Ты показывал путь,
Как я мог с него сбиться?
В темноте по углам
Зря искал вдохновенья,
Все надеялся сам,
Безлюбви и терпенья.
Путь свернул в никуда,
Буду спать за оградой,
Дожидаться Суда
С незажженной лампадой
Евгений
Я попал на приход к отцу Мефодию в 2000 — ом году. После двух месяцев, проведенных в реабилитационном центре на «Мельнице», мне предложили поехать в Георгиевское. Я согласился и в начале марта поехал туда. В городе Кинешма нас должен был встречать батюшка, и, честно вам признаюсь, я ждал этой встречи с нетерпением. Думал, что когда он меня увидит, то сразу полюбит и расцелует: ведь к нему приехал такой замечательный парень, как я.
Когда мы вышли из вагона, о. Мефодий спокойно поздоровался со всеми и всех благословил. Потом поинтересовался, как мы доехали, и после этого сказал, чтобы мы садились в машину. Мы поехали. Как, и это все? Я так ждал этой встречи, и это все?! Ведь я-то думал, что делаю всем большое одолжение, приехав сюда.
Опережая события, хочу сказать, что я как был самовлюбленный и эгоистичный тип, так им и остаюсь, с одной лишь разницей: сейчас мне это отчасти понятно, а тогда этого не то что не видел, но не задумывался над этим. Было убеждение: я — пуп земли, и она вращается вокруг меня. Наконец мы добрались до места. Я родился в Ленинграде, всю жизнь жил в городе и, естественно, привык ко всем благам цивилизации. Поэтому, когда после ужина мне объяснили, что на приходе нет горячей воды и вообще водопровода, я немного загрустил. А дальше меня ждал еще один сюрприз: туалет был на улице! И дом надо топить дровами. Ну что же, подумалось мне тогда, как только сойдет снег, я уеду обратно.
Вот так я познакомился с селом Георгиевское. В этом благодатном месте постоянно живут четыре монаха: настоятель о. Мефодий, о. Силуан, о. Амвросий и о. Павел. Трудно жить в общежитии, а тем более с такими людьми. Ведь на их фоне начинаешь выглядеть злым и нетерпеливым человеком. Но шло время, я работал, ходил на службы, пытался молиться — и жить становилось легче. У меня было много фантазий в голове, представлений, которые теперь уже кажутся мне смешными. Я ходил к батюшке с вопросами и даже спорил. О. Мефодий учил меня трезво смотреть на вещи. В итоге я понял, почему так сложно уживаюсь с людьми, осознал, что мои претензии к окружающим беспочвенны.
Здесь на приходе наш брат реабилитант — временное явление. Пришло понимание того, что эти люди жили здесь до тебя, живут с тобой и будут продолжать жить после твоего отъезда. Что это их дом, а ты только приезжаешь к ним в гости. Это они делают тебе одолжение, а не ты им. Это они терпят тебя, а не ты кого-то терпишь. Тебе кажется, что все вокруг не любят тебя, но это совсем не так. Ты сам не умеешь никого любить. Любовь этих людей проявлялась не в поглаживании по голове, не в ласковых словах, а совсем в другом. Похвала способствует развитию тщеславия, но совсем не делает тебя лучше. Чтобы увидеть, как проявляется любовь этих людей, нужно поменьше думать о себе. Тогда можно увидеть, насколько они умеют жертвовать своим покоем, отдыхом, делиться с тобой, отзываться на твою нужду. Благодарю Господа за то, что Он свел меня с этими людьми. Хочу сказать братии прихода: «Спасибо вам за ваше терпение и любовь, за ваши молитвы и за ваше постоянство».
Алексей Ильич
Бог обращается к человеку шепотом любви.
А если он не слышит — то голосом совести.
Если человек не слышит и голос совести —
То Бог обращается черезрупор страданий.
К. Льюис
Наркотизация дочери, которой в ту пору было 17 лет, для нас оказалась полной еожиданностью, потому что в нашей достаточно благополучной семье этого быть не могло, а коль уже случилось, то поначалу казалось, что в этом ничего страшного нет, немножко лечения, и все пройдет. И с этого момента начался кошмар, в который мы стали погружаться всей семьей. Надо было спасать дочь, скрывать это от окружающих и пытаться жить самим. Проходили месяцы, годы, а улучшения не появлялось, но становилось все хуже. Вся жизнь была сконцентрирована только вокруг дочери. Прежние чувства родительской любви постепенно переросли в ненависть к этому монстру, который разрушал себя, разрушал семью, разрушал всю нашу жизнь. Ни лекарства, ни психотерапевты ничем помочь уже не могли ни дочери, ни нам. Жизнь потеряла всякий интерес — жить просто уже не хотелось ни мне, ни жене.
Я часто бродил по городу, совершенно не осознавая, по каким улицам хожу, чего ищу. И в один из таких дней я оказался в Троицком соборе Александро-Невской лавры, пред иконой Божией Матери Скоропослушницы. До этого никогда не ходивший в храм, я, еще недавно такой успешный и благополучный, стоял перед этой иконой, плакал и просил помочь мне, моей семье, дочери. Сколько времени я так простоял — не знаю, но после этого на душе стало легче. То ли от слез, то ли от ощущения, что мои просьбы услышаны. Мне трудно сейчас вспоминать тот страшный период, который еще некоторое время длился, а я тогда еще не понимал, что — то уже сдвинулось и в моей душе, и в жизни нашей семьи.
Через некоторое время Василиса попала в реабилитационный центр «Мельничный Ручей» фонда «Возвращение», где пробыла 4 месяца. Этот период стал началом обновления нашей семьи. Меня и жену пригласили на родительское собрание в храм Спаса Нерукотворного образа на Конюшенной площади, священник которого, отец Максим, окормлял реабилитирующихся на «Мельнице» пациентов. Он долго говорил с нами о родительском грехе, о спасении наших детей через веру в Бога, т. к. мы все в Его власти, и тогда же был отслужен молебен о здравии детей и их родителей. Это был первый шаг на пути моего воцерковления. Шаг, сделанный мною единственно ради спасения моей семьи и дочери.
Василиса после окончания реабилитации на «Мельнице» уехала на приход в село Петровское. За этот период я несколько раз бывал на приходе и видел, какие глубокие изменения в ней происходят.
Время, пока ее не было дома (а всего она отсутствовала год и два месяца: реабилитировалась вначале на «Мельнице», затем в Петровском), было дано мне, чтобы я мог понять, что произошло с ней, почему это стало возможно в нашей семье, как нам дальше строить свою жизнь. Бог «рупором страданий» известил меня о бессмысленности жизни без веры, вне покаяния. И этот рупор может прозвучать в жизни каждого родителя, практически в любой современной семье. Пусть не обольщается никто: «С нашим ребенком такого случиться не может». Мы тоже так думали. А поскольку на мне лежит ответственность за детей – я работаю директором школы, — мне показалось важным помочь детям сформулировать понятие греха. Для этого я решил ввести в школе новый предмет — историю православной культуры. Это не Закон Божий, но этот предмет позволяет познакомить воспитанников с православной традицией, законами христианской нравственности, дать представление о культуре, основанной на православной вере. Поскольку наша школа государственная, мы не ставим пред собой задачи воцерковления детей — это задача родителей. Просто важно посеять те семена, которые через 5–10–15 лет дадут свои ростки, помогут уберечь детей от соблазна и падения, приведут их к вере, к Богу. Я считаю, что в школе перестали заниматься главным — воспитанием нравственности. И родители тоже престали этим заниматься, они не ведут с детьми диалога о добре и зле. А это самое главное. Потому что в наших детях — залог нашего счастья или отчаяния, радости или трагедии.
Сложилось так, что я стал общаться с родителями наркозависимых ребят, старался поделиться с ними своим собственным опытом, поддержать их в эти невыносимо трудные для них моменты жизни, вселить в них надежду, подсказать, что только через родительскую молитву, ежедневную, ежечасную, мы можем помочь нашим детям и спасти их. Видя их горе, мне до глубины души было их жаль. К сожалению, пришлось столкнуться с тем, что очень часто эти люди в своем горе не хотят слышать о пути спасения через веру и церковь, не хотят простить своих детей, изменить себя и свое отношение к детям. Любовь к детям должна быть взыскующей, важно перестать жалеть себя в своей привязанности к собственному ребенку. Любить своего ребенка, прощая ему все преступления, выкупая из милиции и, по сути, потакая ему в преступном, паразитическом образе жизни, легче, чем пойти на поступок, который надо сделать, потому что он изменит ситуацию, но от которого сердце разрывается (был момент, когда я выгнал Василису на улицу, после чего она согласилась на реабилитацию).
Продолжение моего воцерковления в городе не всегда было успешным. То не хватало времени, то душевная лень приводила к тому, что я чувствовал нехватку духовной пищи для себя. И тогда Бог дал мне возможность съездить на приход в село Георгиевское Ивановской епархии. Приехав сюда, я обрел то, чего мне так не хватало — душевный мир, который почувствовал я здесь, исходил от всего. Красота природы, величественная Волга, тишина, где все дышит покоем, храм с малым числом прихожан. А самое главное — удивительные отношения между монахами, членами маленькой общины, реабилитантами, проживающими здесь, теплые, душевные беседы с настоятелем о. Мефодием — все вместе давало такой заряд веры и радости, что его хватало на долгий период городской суетной жизни. И вот уже четыре года летом и зимой езжу я сюда лечить свою душу и пополнять духовные силы.
А дочка тем временем вышла замуж, родила нам внука Илюшу, который теперь источник радости для дедушки и бабушки. Период ее адаптации к городу был сложным не только для нее самой, но и для нас. Я видел, как ей было трудно, и теперь хорошо понимаю, что главная ошибка родителей, у которых дети вернулись после реабилитации, — это постоянное чувство страха и недоверия к детям. Необходимо дать им право самим определиться в жизни, при этом у ребенка не должно быть ощущения одиночества, потому что они объективно одиноки, поэтому им важно чувствовать, что они нужны своим близким.
Мое отношение к наркоманам за это время претерпело сильные изменения: от чувства ненависти и желания всех их стрелять я перешел к желанию всем помочь и к ощущению, что всех жалко. Однажды я услышал, что самое главное — не потерять диалога с детьми, и согласился — это залог успешных отношений и ключ к взаимопониманию. В то время я начал более интенсивно общаться с наркозависимыми, особенно с теми, с которыми познакомился на Георгиевском приходе, которые уже прошли реабилитацию и пытались после возвращения в Питер устроить по-новому свою жизнь в городе. Я видел, как им трудно войти в городскую жизнь, и особенно сложно оттого, что нет контакта с родителями, нет взаимопонимания, давит тяга к наркотикам. Лишь тогда я до конца понял, что наркозависимость — это болезнь, от которой надо лечиться, и путь этот проделывается с огромным трудом. Я видел, что мое общение им нужно. Им нужно человеческое тепло, участие, внимание, домашняя атмосфера, куда можно прийти, ожидая сердечной встречи. Им не хватало места, где их готовы выслушать и помочь советом.
Не могу сказать, что после того, как наладилась жизнь у дочери, у меня не осталось никаких проблем. Но теперь я знаю, на что опираться в моих сегодняшних скорбях. В унынии и в тягостных переживаниях лучшей поддержкой для меня стал молитвослов. Читаю молитвы, которые я люблю, например молитву Оптинских старцев. Поминаю своих близких, насельников Георгиевского и, конечно, в первую очередь Василису и младенца Илью
Составители сборника:
Игумен Мефодий (Кондратьев), настоятель Свято-Георгиевского храма Иваново-Вознесенской и Кинешемской епархии, Елена Евгеньевна Рыдалевская, координатор нарко-СПИД программ Ассоциации Христианский Межцерковный Диаконический Совет
http://www.sgprc.ru